Мечта - это крылья, жизнь - аэродинамическая труба
Название: Зажигающая маяки
Автор: Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 763 слова
Канон: Наруто
Пейринг: Сакура / Саске
Категория: гет
Рейтинг: G
От автора: было написано на День Рождения imjustashadow
читать дальшеНочь раскалывалась, дробилась стеклянным стуком падающих бусин, по одной сбрасываемых Сакурой со стола. Ночь была калеченной этим звуком, хрустким одиночеством в её груди. Она давно не плакала: то не было времени, то сил, а иногда было слишком плохо, так, что вместо слёз прорывался больной, нервический смех, пугавший её больше слёз. Потому она научилась бросать на пол бусины, запершись в собственном доме, забравшись с ногами на стул на кухне, смотреть пустыми — сухими — глазами и слушать как крошится ночь в её голове. До осколков, до пыли, взрезающей клетки мозга. Научилась улыбаться себе, отражению в зеркале, людям на внешней стороне радужке так, чтобы в сиянии её лживой радости никто не смог разглядеть её личного одиночества.
Не её вина, что она была не одна, что раз за разом её одиночество обнимал золотой огонь, а ладони, широкие и горячие, ложились на её плечи. И Сакура не находила в себе силы или права отказаться от этого. Никто больше, никто кроме Наруто — друга, брата, надежды — не понимал её лучше, не разделял с ней эту внутрянную горькую соль не выпускаемую из самого дна, из сердца, никто больше не делил с ней веру, что всё ещё будет, что ещё ничего не кончилось. Зеркало души друг друга, друг для друга, боль и радость они делили верней и честнее кого-либо.
Сакура научилась соединять воедино его огонь и свои битые зеркала, день за днём строила маяк, указывающий путь тому, что затерялся во тьме. Смирилась с тем, что не может гореть сама, осознала силу очага, хранящего пламя и берегущего тепло, распрямилась, гордо и упрямо, как не могла раньше, зная только любовь и погоню за кем-то, как смогла сейчас, познав дружбу и ожидание.
Наруто приходит и говорит, что они вернут Саске вместе. Сакура молчит о том, что его вернёт только он, но она — встретит его дома. Даст ему дом.
Саске уходит и говорит, что ему плевать на прошлое, плевать на них, и всё, чего он хочет — чужой смерти. Сакура молчит о том, что разучилась верить его словам, что привыкла слушать голоса вперёд смысла сказанного. Молчит, что слышит, как ложью дробится его голос на последней ноте, как тонкая нить ярости, за то, что они подвергли себе опасности (встрече с ним, духи предков, смешно ли вам так же, как смешно ей?) выдает его неравнодушие.
Сакура молчит и ждёт, она помнит, как в школе им говорили, что девушки ниндзя, как никто, должен иметь терпение ждать (она не слышит «ниндзя», она слышит «девушки»), и потому не торопится. Она верит, всем сердцем верит, что её мальчики, её друг и семья, её любовь и судьба, однажды придут к неё снова вместе.
Сакура улыбается, зажигая маяки, и не плачет, роняя бусины на пол собственного дома.
Он холодный и далёкий, Сакура, кажется, чувствует, как изморозь трогает её пальцы, когда она кладёт ладонь на его грудь. Не равнодушие, не отстранённость — вымороженность, выхолощенность, так устал, так, до кости, промёрз болью и одиночеством. Под её дыханием кожа, кажется, начнёт плавится и она останавливается в сантиметре от него, на секунду, и руки, за последние годы к орижию привыкшие больше, чем к прикосновению обнимают её щёки, зажигают их до алого, горячего, и тянут к себе, вплотную, живую и горячую, с ужасом и неверием, с восторгом. Как снег падает в солнце, чтобы растечься по долинам полноводной рекой, сметающей всё на своём пути, несущей надежду, как зима вступает в весну, чтобы подарить земле новую жизнь.
Позже она лежит, устроив голову на его плече и смеётся в ответ на растерянное: у тебя везде порванные бусы... что-то случилось?
Сакура не говорит, что ничего. Не говорит, что просто разучилась плакать от одиночества.
— После миссий нечего было делать, — голос хриплый и не поднимается выше шёпотом, но в этой мягкой, батистовой ночи его хватает. — И я плела браслеты.
— Покажешь?
Она не смеётся, усилием воли загоняет своё веселье вглубь, туда, где осела соль, чтобы не спугнуть вот это робкое вхождение в её жизнь. Ей просто слишком хорошо и радостно, она так долго ждала.
— У меня никогда ничего не получалось. Видишь, — широкий взмах рукой, — все порвала.
— Жаль...
— Не стоит.
Она ладонью чувствует его сердцебиение, ровное и сильное, словно морской прибой — начало и конец пути любого корабля. Сакура знает, что море создано не ей, но она сама создала себя для тех, кто в нём. Знает, что завтра уже он уходит.
— Я буду ждать.
— Да.
А ещё она знает как тяжело, не подъёмно, далось ему это согласие, чувствует чужое опустошение и улыбается в ночь: как бы ни было тяжело отказываться от боли, когда-нибудь придётся. Я не оставлю тебе, жизнь моя, иного выбора, не дам твоей тьме больше ни одного шанса.
Ночь вьётся вокруг мягкой нитью, оплетая усталостью тело, покоем душу. Завтра, думает Сакура, завтра я сплету браслет и не порву его.
Автор: Сумасшедший Самолётик
Бета: здесь могла бы быть ваша реклама
Размер: драббл, 763 слова
Канон: Наруто
Пейринг: Сакура / Саске
Категория: гет
Рейтинг: G
От автора: было написано на День Рождения imjustashadow
читать дальшеНочь раскалывалась, дробилась стеклянным стуком падающих бусин, по одной сбрасываемых Сакурой со стола. Ночь была калеченной этим звуком, хрустким одиночеством в её груди. Она давно не плакала: то не было времени, то сил, а иногда было слишком плохо, так, что вместо слёз прорывался больной, нервический смех, пугавший её больше слёз. Потому она научилась бросать на пол бусины, запершись в собственном доме, забравшись с ногами на стул на кухне, смотреть пустыми — сухими — глазами и слушать как крошится ночь в её голове. До осколков, до пыли, взрезающей клетки мозга. Научилась улыбаться себе, отражению в зеркале, людям на внешней стороне радужке так, чтобы в сиянии её лживой радости никто не смог разглядеть её личного одиночества.
Не её вина, что она была не одна, что раз за разом её одиночество обнимал золотой огонь, а ладони, широкие и горячие, ложились на её плечи. И Сакура не находила в себе силы или права отказаться от этого. Никто больше, никто кроме Наруто — друга, брата, надежды — не понимал её лучше, не разделял с ней эту внутрянную горькую соль не выпускаемую из самого дна, из сердца, никто больше не делил с ней веру, что всё ещё будет, что ещё ничего не кончилось. Зеркало души друг друга, друг для друга, боль и радость они делили верней и честнее кого-либо.
Сакура научилась соединять воедино его огонь и свои битые зеркала, день за днём строила маяк, указывающий путь тому, что затерялся во тьме. Смирилась с тем, что не может гореть сама, осознала силу очага, хранящего пламя и берегущего тепло, распрямилась, гордо и упрямо, как не могла раньше, зная только любовь и погоню за кем-то, как смогла сейчас, познав дружбу и ожидание.
Наруто приходит и говорит, что они вернут Саске вместе. Сакура молчит о том, что его вернёт только он, но она — встретит его дома. Даст ему дом.
Саске уходит и говорит, что ему плевать на прошлое, плевать на них, и всё, чего он хочет — чужой смерти. Сакура молчит о том, что разучилась верить его словам, что привыкла слушать голоса вперёд смысла сказанного. Молчит, что слышит, как ложью дробится его голос на последней ноте, как тонкая нить ярости, за то, что они подвергли себе опасности (встрече с ним, духи предков, смешно ли вам так же, как смешно ей?) выдает его неравнодушие.
Сакура молчит и ждёт, она помнит, как в школе им говорили, что девушки ниндзя, как никто, должен иметь терпение ждать (она не слышит «ниндзя», она слышит «девушки»), и потому не торопится. Она верит, всем сердцем верит, что её мальчики, её друг и семья, её любовь и судьба, однажды придут к неё снова вместе.
Сакура улыбается, зажигая маяки, и не плачет, роняя бусины на пол собственного дома.
Он холодный и далёкий, Сакура, кажется, чувствует, как изморозь трогает её пальцы, когда она кладёт ладонь на его грудь. Не равнодушие, не отстранённость — вымороженность, выхолощенность, так устал, так, до кости, промёрз болью и одиночеством. Под её дыханием кожа, кажется, начнёт плавится и она останавливается в сантиметре от него, на секунду, и руки, за последние годы к орижию привыкшие больше, чем к прикосновению обнимают её щёки, зажигают их до алого, горячего, и тянут к себе, вплотную, живую и горячую, с ужасом и неверием, с восторгом. Как снег падает в солнце, чтобы растечься по долинам полноводной рекой, сметающей всё на своём пути, несущей надежду, как зима вступает в весну, чтобы подарить земле новую жизнь.
Позже она лежит, устроив голову на его плече и смеётся в ответ на растерянное: у тебя везде порванные бусы... что-то случилось?
Сакура не говорит, что ничего. Не говорит, что просто разучилась плакать от одиночества.
— После миссий нечего было делать, — голос хриплый и не поднимается выше шёпотом, но в этой мягкой, батистовой ночи его хватает. — И я плела браслеты.
— Покажешь?
Она не смеётся, усилием воли загоняет своё веселье вглубь, туда, где осела соль, чтобы не спугнуть вот это робкое вхождение в её жизнь. Ей просто слишком хорошо и радостно, она так долго ждала.
— У меня никогда ничего не получалось. Видишь, — широкий взмах рукой, — все порвала.
— Жаль...
— Не стоит.
Она ладонью чувствует его сердцебиение, ровное и сильное, словно морской прибой — начало и конец пути любого корабля. Сакура знает, что море создано не ей, но она сама создала себя для тех, кто в нём. Знает, что завтра уже он уходит.
— Я буду ждать.
— Да.
А ещё она знает как тяжело, не подъёмно, далось ему это согласие, чувствует чужое опустошение и улыбается в ночь: как бы ни было тяжело отказываться от боли, когда-нибудь придётся. Я не оставлю тебе, жизнь моя, иного выбора, не дам твоей тьме больше ни одного шанса.
Ночь вьётся вокруг мягкой нитью, оплетая усталостью тело, покоем душу. Завтра, думает Сакура, завтра я сплету браслет и не порву его.