Автор: Сумасшедший Самолётик
Канон: Блич
Дисклаймер: все права на мир и персонажей принадлежат их правообладателям, кем бы они ни были
Размер: 891 слово
Персонажи: Рангику, Хинамори
Категория: джен, гет
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: после ухода предателей из Готея
Примечание: это должна была быть серия из пяти драбблов, но не срослось.
Размещение: запрещено без разрешения автора
ХинамориВетер ворвался в окно (закрывать его в такую погоду — кощунство), взъерошил чёлку и рассыпал по полу листья. Один из них упал на чайник; ты аккуратно, с отрешённым лицом, убираешь его и берёшься за ручку, что бы разлить чай по чашкам…Едва приподнятый заварник со звоном выпадает из пальцев, чудом не разбившись и не перевернувшись.
Ты почти неверяще касаешься чуть дрожащими пальцами лишней чашки. Его чашки. Как ты могла её достать?… Забыть… Нет. Это просто привычка. Моторная память, так это, кажется, называется. Это просто случайность. Случайность! Ты просто устала… не выспалась… Как и вчера. Как и всю прошлую неделю, прошедшую с выписки из лазарета четвёртого отряда. Это просто по привычке, в конце концов! Ты не могла, не могла… не могла же?…
Перед глазами всё плывёт, размывается. Как в тот раз, когда ты всё-таки решилась из пустого любопытства попросить примерить очки, и Капитан Аизен… С глухим стоном зарываешься лицом в собственные ладони и отчаянно мотаешь головой, пытаясь отогнать навязчивые воспоминания, но куда там! Кажется, что даже его запахом пропитанно всё вокруг.
И ты никак, совсем никак не можешь удержать прорвавшиеся слёзы — только спрятать их в руках, что бы никто не видел, пока они текут, текут, текут… Их просто невозможно остановить: ты знаешь — не раз пробовала, ведь от них совсем не становится легче. Ни капли, ни одной единственной, самой жалкой капли облегчения нельзя выплакать, как ни надейся. Как ни желай. Будет только ещё больнее и безнадёжнее. И в груди так… сухо… невозможно описать, но от этого хочется просто исчезнуть, что бы больше ничего не чувствовать. Ни-че-го.
И этой горечи во рту, как будто пил морскую воду, — тоже. От этого, и ещё от раз за разом накатывающего отчаяния, к горлу подступает тошнота… как от истощения или голода… Мерзко. Свернуться бы клубочком, закрыть глаза, спрятать голову — не видеть, не слышать, не чувствовать, не вспоминать… только не получается.
«Пожалуйста, Хитсугая-кун… я понимаю… капитан Аизен…»
Вернувшееся прошлое безошибочно бьёт кинжалом по сердцу: раз! второй! третий! Пока ты не захлебнёшься кровью, не задохнёшься от вины:
— ААААААА!!!!!!!!!!!!!!!— крик, безнадёжный крик. Вой звериный. Не от боли, не от отчаяния — от ужаса. От понимания ЧТО сказала. О ЧЁМ просила.
Дыхание — судорожное; взгляд — в никуда; губы — меловые; руки — комкают волосы: ты не можешь потерять ещё и его. Не можешь. Ты просто не выдержишь, не выживешь — у всего есть прдел. И ч сердца тоже. Во второй раз — оно сломается окончательно.
Ты вскакиваешь — слишком резко и неловко, опрокидывая всё-таки злополучный чайник и разбивая одну из чашек. Его. Замираешь на мгновение, со смесью боли и вины глядя на осколки, а потом круто разворачиваешься и бежишь дальше, торопливо собирая волосы. Это ты уже потеряла. Точне — сердце приедательски сжимается, сбивается с ритма, но остатки воли заставляют только бежать ещё быстрее — никогда и не имела. Капитан Аизен умер ещё там, на стене. Аизен Соске убил его. Тебе пора похоронить мертвеца.
И возобновить тренировки по кидо, наконец, что бы не дать ему убить других важных тебе людей…
***
РангикуСтена комнаты была твёрдой, гладкой и холодной. Именно такой, в какую удобно было уткнуться разгорячённым лбом, придя вечером домой. Наверное, в таких ситуациях положенно страдать, терзаться, тонуть в отчаянии, задыхаться от боли и… что там ещё? Наверное, так было бы проще. И ей. И окружающим. По крайней мере было бы понятно, что происходит с лейтенантом десятого отряда, и друзья могли бы погладить её по головке, а начальство всучить лишнюю работу, что бы не думала о ерунде. И она бы тоже знала, что делать, плакать – это ведь так просто…
Рангику чувствовала только усталость. Бесконечную, тупую, вязкую. Не от работы, нет. Просто должен же быть предел. Уметь провожать и ждать – это хорошо, но это не её. Она так не хочет и уже почти не может. Сил нет, а усталость шёлком укутывает с ног до головы. Особенно по вечерам, когда начинаешь вспоминать…
А ведь она так не хотела, что бы всё оказалось правдой, что бы капитан был прав в своих подозрениях на счёт Гина… так не хотела, так надеялась… Он и ошибся, только легче не стало, потому что для Рангику мало что изменилось. А она даже не удивилась. Кольнуло что-то под рёбрами, но Рангику отмахнулась от секундной слабости.
А, может, и нет…
Самой себе, по крайней мере, она бы не смогла с полной уверенностью ответить почему схватила Гина за руку. Потому что он предатель и обязанность лейтенанта: задержать его? Или потому, что хотела, пыталась, надеялась – удержать его. Хотя бы в это раз? И, конечно, не смогла.
А что бы смог?
И кто она ему такая, что бы удерживать? Он же даже не обернулся на неё ни разу…
Только тогда…
«Даже жалко немного…»
Ох, нет. Нет, Рангику! Не думай больше об этом, не вспоминай, хватит. Всё равно уже ничего не изменить и не исправить, а тебе хватит и усталости. Такой, что даже дышать – тяжело. Будет совсем уж глупостью с твоей стороны приплетать к ней ещё и сожаления. О чём, в конце концов, сожалеть? О том, что не удержала его… подольше? О том, что он ушёл? Об ухмылке этой наглой и самоуверенной? О шершавом, насмешливом голосе? О…
«Тогда давай наша встреча будет твоим днём рождения…»
Ну, да… с него и начался её отсчёт времени. Он начал его. Рангику не забыла, и не собиралась забывать об этом. Просто это ещё не значит, что без него её время остановится. Тем более – улыбка, настоящая и живая, – вряд ли он стал бы тратить время на кого-то, кто готов так быстро опустить руки.
И вообще, пора прекращать подпирать стену… тем более, что уже нагрелась.